женщина с музыкой в голове.)
Как легко просто быть.
И как трудно понять, что ты всего лишь есть.
Намного легче осознавать, что ты кем-то являешься, чем понять себя. Если это вообще когда-нибудь удается.
Я знаю десятки людей, которые живут под такими тонкими и въевшимися в лицо масками. Масками из папье-маше, осенних грязных листьев, крашенных перьев. А если их снять. Что будет? Белая полу прозрачная кожа, под которой видны все сосуды и вены? Мрамор или пастель нетронутых лепестков чайной розы? И только губы останутся в трещинах. Они слишком много говорили, врали, смеялись. Ты никогда не спрячешь их под маску, иначе никто не услышит твоих слов.
А спорим, ты и дня не проживешь без фальши?
А спорим, я люблю тебя больше чем кто-либо?
А спорим?
Спроси меня, зачем выцветают глаза. Спроси, из-за чего пропадают эмоции, почему хочется убивать и чтобы за это тебя никто не винил.
Спроси и сама же ответь.
Как легко просто быть.
Просто признать себя такой, какая ты есть. Но мы ведь никогда этого не сделаем, если кто-то будет говорить, что мы не правы, что мы не совершенны.
А под маской ты хранишь такую ироничную веру в идеал. А идеала нет. И никогда не будет.
Царь небесный пошлет мне прощение за все прегрешения.
А иначе, зачем на земле этой вечной живу?
И ты целуешь меня своими губами. А в ответ чувствуешь лишь то, как пробегает от уголка новая трещина. Там не будет крови. Она просто раскроется, расцветет, открыв свои края, словно бездна. А я не замечу.
Накинуть куртку, надеть свои сапоги на шпильках и считать шаги по тротуару.
По небу кто-то хлестнул рукой, оставив такую огромную рану. А асфальт кажется мокрым от еще не наступившего дождя.
И мне хочется упасть на колени, прямо здесь, посреди улицы. Что бы все видели, что мне тяжело. Что бы говорили, что я сумасшедшая. И я бы упала, да только сил нет. Да только права на это нет. И хотелось бы, наверное, что бы кто-то взял за руку и потянул вверх. Так безумно надоело держаться. Особенно держаться, понимая, что опоры нет. Это как танго на трапециях. Когда в любую минуту можешь оступиться. И сначала боишься, а когда это входит в привычку так же хочется упасть. И не важно: падаешь ты на асфальт или вниз с высоты. И нет разницы между болью той и болью этой.
А я бы с удовольствием поехала в Париж.
Задевала бы взглядами тоненьких парижанок и думала, что они такие, как в книгах. Такие, как о них пишут.
И, может быть, с кем-нибудь познакомилась. Ради одной ночи.
С кем-нибудь. Назовем ее…Она. Банально.
Я бы затащила ее в свой номер в отеле. Самый дешевый, без этой натянутой романтики, в которую я все равно не верю.
И, расстегивая ее светло-серые джинсы, шептала бы одну из тех двух фраз, которые запомнила за пять лет изучения французского.
Так просто. Я люблю тебя, моя девочка. И это не значило бы ни-че-го. Ровным счетом ничего. Она… Она банальна.
Главное то, что в данный момент.
Вот так бы я хотела быть собой.
Я бы хотела еще раз прыгнуть с парашютом. Можно даже в том же Париже.
И вот тогда действительно бы не раскрыть его. И глупая рация - связь с инструктором. Что вы говорите? Я все равно не понимаю по французский. Non, mon amour.
Увидеть Париж и умереть.
Я хотела бы, чтобы этот Париж помещался в ладонях, в одном моем взгляде. В хрупких чешуйках зрачков.
Я хотела бы падать, а не лететь.
Я бы с удовольствием поехала на море.
Нет, не так. На Море.
И чтобы днем было нестерпимо жарко, а ночью…вода и ветер. Чтобы вода была черной и не прозрачной. Море же не бывает прозрачным. Или я не права? Чушь. Я хотела бы остыть на этом белом, выгоревшем песке. Чтобы волны отполировали мою кожу, как они полируют камни.
Здесь мне нужна теплая…злая любовь. Мгновенная, быстрая и непреодолимо долгая одновременно. Совершенная. На целый вдох. И потом хотелось бы так же ее выдохнуть. Чтобы не осталось ничего. Чтобы вышло из сердца все до самого последнего выкрика, до самого тихого шепота. Чтобы не было ничего.
И забыть.
Убей меня…за то, что я давно к тебе. Остыл.
И я знаю, что в этом море должны быть жемчужины. Черные, белые… как вальс или мой силуэт. Это все чушь, это все за гранью, до которой мне не дойти.
И я бы опустилась к самому дну. Ко дну с закрытыми глазами. И мне хотелось бы петь. Вы когда-нибудь пробовали петь под водой? Вы слышали, какие звуки получаются? Вы знаете, как поют дельфины?
Non, mon amour.
И в довершение я хотела бы просто исчезнуть. Вот так. Спасибо…
Сокол не вышел на связь, что-то с тобой приключилось. Может ты просто меня…разлюбила.
Так просто снять с себя маску.
Вот так бы я хотела быть собой.
А сейчас я улыбнусь. Ведь стоит улыбаться хотя бы только ради себя. И может быть кому-нибудь понравится твоя улыбка, твои губы в паутине трещин.
***
Моя девочка больна. У нее слишком горячая кожа. Она тает в моих руках, плавится как горький шоколад. Наступит момент, когда на моей ладони останется только ее испачканное сердечко. Засыпай, моя девочка. Спасибо тебе, благодарю тебя. За то, что тебя не осталось.
Моя девочка больна. И я отпущу ее сердце вниз с пятого этажа. И так страстно. Сердце, целующее асфальт. Слишком яркое пятно крови на темно-темно-сером. Засыпай, моя девочка. Спасибо тебе, благодарю тебя. Спектакль окончен.
***
Коньяк, табак и кока-колла.
Витраж холодных маленьких сердец.
И ты тщательно засыпаешь в мои глаза соль, чтобы слезы потом казались не пресными.
Мы лжецы с тобой, родная.
Я упоенно купаю свои руки в духах с ароматом роз и сандалового масла.
Мы с тобой такие счастливый, что остываем к любви, родная.
Ты теперь так редко смотришь в окно. А небо по-прежнему слишком тяжело дышит.
Мы с тобой такие несчастные, что остываем к любви, родная.
И как трудно понять, что ты всего лишь есть.
Намного легче осознавать, что ты кем-то являешься, чем понять себя. Если это вообще когда-нибудь удается.
Я знаю десятки людей, которые живут под такими тонкими и въевшимися в лицо масками. Масками из папье-маше, осенних грязных листьев, крашенных перьев. А если их снять. Что будет? Белая полу прозрачная кожа, под которой видны все сосуды и вены? Мрамор или пастель нетронутых лепестков чайной розы? И только губы останутся в трещинах. Они слишком много говорили, врали, смеялись. Ты никогда не спрячешь их под маску, иначе никто не услышит твоих слов.
А спорим, ты и дня не проживешь без фальши?
А спорим, я люблю тебя больше чем кто-либо?
А спорим?
Спроси меня, зачем выцветают глаза. Спроси, из-за чего пропадают эмоции, почему хочется убивать и чтобы за это тебя никто не винил.
Спроси и сама же ответь.
Как легко просто быть.
Просто признать себя такой, какая ты есть. Но мы ведь никогда этого не сделаем, если кто-то будет говорить, что мы не правы, что мы не совершенны.
А под маской ты хранишь такую ироничную веру в идеал. А идеала нет. И никогда не будет.
Царь небесный пошлет мне прощение за все прегрешения.
А иначе, зачем на земле этой вечной живу?
И ты целуешь меня своими губами. А в ответ чувствуешь лишь то, как пробегает от уголка новая трещина. Там не будет крови. Она просто раскроется, расцветет, открыв свои края, словно бездна. А я не замечу.
Накинуть куртку, надеть свои сапоги на шпильках и считать шаги по тротуару.
По небу кто-то хлестнул рукой, оставив такую огромную рану. А асфальт кажется мокрым от еще не наступившего дождя.
И мне хочется упасть на колени, прямо здесь, посреди улицы. Что бы все видели, что мне тяжело. Что бы говорили, что я сумасшедшая. И я бы упала, да только сил нет. Да только права на это нет. И хотелось бы, наверное, что бы кто-то взял за руку и потянул вверх. Так безумно надоело держаться. Особенно держаться, понимая, что опоры нет. Это как танго на трапециях. Когда в любую минуту можешь оступиться. И сначала боишься, а когда это входит в привычку так же хочется упасть. И не важно: падаешь ты на асфальт или вниз с высоты. И нет разницы между болью той и болью этой.
А я бы с удовольствием поехала в Париж.
Задевала бы взглядами тоненьких парижанок и думала, что они такие, как в книгах. Такие, как о них пишут.
И, может быть, с кем-нибудь познакомилась. Ради одной ночи.
С кем-нибудь. Назовем ее…Она. Банально.
Я бы затащила ее в свой номер в отеле. Самый дешевый, без этой натянутой романтики, в которую я все равно не верю.
И, расстегивая ее светло-серые джинсы, шептала бы одну из тех двух фраз, которые запомнила за пять лет изучения французского.
Так просто. Я люблю тебя, моя девочка. И это не значило бы ни-че-го. Ровным счетом ничего. Она… Она банальна.
Главное то, что в данный момент.
Вот так бы я хотела быть собой.
Я бы хотела еще раз прыгнуть с парашютом. Можно даже в том же Париже.
И вот тогда действительно бы не раскрыть его. И глупая рация - связь с инструктором. Что вы говорите? Я все равно не понимаю по французский. Non, mon amour.
Увидеть Париж и умереть.
Я хотела бы, чтобы этот Париж помещался в ладонях, в одном моем взгляде. В хрупких чешуйках зрачков.
Я хотела бы падать, а не лететь.
Я бы с удовольствием поехала на море.
Нет, не так. На Море.
И чтобы днем было нестерпимо жарко, а ночью…вода и ветер. Чтобы вода была черной и не прозрачной. Море же не бывает прозрачным. Или я не права? Чушь. Я хотела бы остыть на этом белом, выгоревшем песке. Чтобы волны отполировали мою кожу, как они полируют камни.
Здесь мне нужна теплая…злая любовь. Мгновенная, быстрая и непреодолимо долгая одновременно. Совершенная. На целый вдох. И потом хотелось бы так же ее выдохнуть. Чтобы не осталось ничего. Чтобы вышло из сердца все до самого последнего выкрика, до самого тихого шепота. Чтобы не было ничего.
И забыть.
Убей меня…за то, что я давно к тебе. Остыл.
И я знаю, что в этом море должны быть жемчужины. Черные, белые… как вальс или мой силуэт. Это все чушь, это все за гранью, до которой мне не дойти.
И я бы опустилась к самому дну. Ко дну с закрытыми глазами. И мне хотелось бы петь. Вы когда-нибудь пробовали петь под водой? Вы слышали, какие звуки получаются? Вы знаете, как поют дельфины?
Non, mon amour.
И в довершение я хотела бы просто исчезнуть. Вот так. Спасибо…
Сокол не вышел на связь, что-то с тобой приключилось. Может ты просто меня…разлюбила.
Так просто снять с себя маску.
Вот так бы я хотела быть собой.
А сейчас я улыбнусь. Ведь стоит улыбаться хотя бы только ради себя. И может быть кому-нибудь понравится твоя улыбка, твои губы в паутине трещин.
***
Моя девочка больна. У нее слишком горячая кожа. Она тает в моих руках, плавится как горький шоколад. Наступит момент, когда на моей ладони останется только ее испачканное сердечко. Засыпай, моя девочка. Спасибо тебе, благодарю тебя. За то, что тебя не осталось.
Моя девочка больна. И я отпущу ее сердце вниз с пятого этажа. И так страстно. Сердце, целующее асфальт. Слишком яркое пятно крови на темно-темно-сером. Засыпай, моя девочка. Спасибо тебе, благодарю тебя. Спектакль окончен.
***
Коньяк, табак и кока-колла.
Витраж холодных маленьких сердец.
И ты тщательно засыпаешь в мои глаза соль, чтобы слезы потом казались не пресными.
Мы лжецы с тобой, родная.
Я упоенно купаю свои руки в духах с ароматом роз и сандалового масла.
Мы с тобой такие счастливый, что остываем к любви, родная.
Ты теперь так редко смотришь в окно. А небо по-прежнему слишком тяжело дышит.
Мы с тобой такие несчастные, что остываем к любви, родная.
-
-
10.10.2007 в 20:26"друзья и соседи плакали сильно и думали, это про них, хотя я писала про нас.."
-
-
10.10.2007 в 22:57Зайди на дайр с одними моими записями...про Париж...ник Cosetta
-
-
17.10.2007 в 20:57это было изнутри. рад что тебя это задело.
Azmahria
зайду, прямо сейчас.
-
-
17.10.2007 в 21:30-
-
22.10.2007 в 00:33Откровением, голосом ангела ветер в ночи.
Не собрать нам сегодня от сказки волшебной ключи.
Жизнь пройдет словно дождь, и кому-то достанется слякоть.